Вокруг продолжала цвести навязчивая сирень, но запах молодой растущей травы уже разносился по всей округе и постепенно перебивал сладкий цветочный аромат. Летняя природа щедро наполняла воздух растительными благовониями. В степи и в стоймах доминировал запах пряностей, уже не цветочный, а свежий травный. Вот уже и тополь распустил прилипчивый пух в семенах, чтобы дождаться лёгких порывов ветра и нагло разнести по свету новую жизнь.
С 12 по 23 мая 1942 года 13-я гвардейская стрелковая дивизия участвовала в генеральном наступлении на Харьков, атакуя западнее Волчанска. Она была переподчинена 28 армии Красной Армии. Вначале им повезло. Полк, где служил старший лейтенант Михаил Кошевой, наступал во втором эшелоне.
- Время от времени лишь редкий обстрел, - радовался неунывающий Павел Лисинчук, - ерунда на постном масле!
- Не каркай! - осадил его ротный командир.
Рядом с окопами роты плелись вперёд пехотинцы передового батальона, нагруженные как верблюды. По обочине, расталкивая всех, пёрли высокомерные танки, пуская густую пыль и вонючий дизельный дым.
- Каркай не каркай, а потери маленькие…
- Убитых пока попадается немного, - удивился опытный офицер.
Выдвигаясь на новые позиции, они заметили, что на полянке лежало человек сорок, очевидно, жертвы налёта авиации. У старшего сержанта в груди виднелась громадная дыра, а на краю её, на лохмотьях гимнастёрки, горел исковерканный осколком орден.
- Видно, с сорок первого воевал, - сказал Павел и отвёл глаза.
- И орден не помог…
Продвижение на Запад замедлилось и роте пришлось занять оборону.
- Сколько они могут стрелять? - думали красноармейцы, глядя на бесконечные залпы немецких пушек.
Вражеская артиллерия несколько суток беспрерывно обстреливала развороченную железнодорожную насыпь, за которой окопались бойцы под командованием старшего лейтенанта Кошевого.
- От этих чёртовых тяжёлых снарядов у меня постоянно гудит в ушах. - Михаил тряхнул головой, словно хотел вытряхнуть посторонний шум.
- Главное, что голова есть! - сказал Паша, зарываясь в землю.
Полевая кухня прибыла для раздачи суточных пайков поздней ночью. Каждый солдат в нагрузку получил по сто граммов «наркомовских». Горький опыт научил всех не особенно радоваться такой щедрости. Лисинчук издали, увидав командира, засмеялся и сказал:
- Начинается потеха.
- С чего ты взял?
- Когда нам дают водку это определённо плохой признак.
- Почему?
- Значит, скоро будем наступать! - ответил бывалый сержант. - Выпивши, оно как-никак сподручнее…
- Точно, - нехотя подтвердил командир. - Нам приказано начать атаковать в шесть утра.
- А танки нам придадут?
- Нет, - кривясь, проговорил Кошевой.
Не положено раньше времени раскрывать замыслы командования.
- Основной удар нанесут не на нашем участке… - признался он.
- И на том спасибо!
Командир роты плохо спал тревожной ночью. Ровно в пять часов утра на фоне нескончаемой орудийной пальбы немцев русские пушки открыли беглый огонь. Множество снарядов взмыло в воздух и с диким воем пролетало над головами изготовившихся солдат. Позиции противника потонули в море ужасных взрывов, пыли и порохового дыма.
- Не знаю, как вас, ротный, - почти прокричал Лисинчук, - но меня это зрелище очень воодушевляет и помогает развеять страхи.
- Подготовиться к атаке!
Поскольку ротные пулемёты находились в ремонте, вместо них расчётам выдали пехотные карабины. Это делало атакующий взвод более подвижным, не нужно было тащить с собой тяжёлые ящики с патронами. За считанные минуты до шести часов Кошевой подал громкую команду:
- Примкнуть штыки!
Неожиданно откуда-то сверху свалилась плотная тишина, которая лучше всяких команд предвещала приближение атаки.
- Вперёд! - Михаил выскочил из укрытия. - За Родину, за Сталина!
Три крупных шага бросили его в опасную зону ничейной земли. Артиллерия атакующих не тревожила, но вместо неё по поднявшемуся в рост батальону стреляли из всех видов стрелкового оружия. Вражеские окопы оказались так хорошо замаскированы, что бойцы на ходу не в состоянии были их обнаруживать, и стрельба большей частью велась наугад.
- Только не останавливаться, ребята! - орал, задыхаясь от бега, Кошевой.
Он оглянулся назад и с ужасом заметил, что бежал один. Бойцы взвода попадали кто куда. Позади жалобно и громко кричали раненые, а санитары-носильщики сновали с места на место, оказывая им посильную помощь.
- Трусы, вашу мать, - выругался взводный и шлёпнулся в первую попавшуюся канаву. - Ты надеешься, что человек прикрывает тебе спину, а он, оказывается, за ней просто прячется...
Он высунул голову и осмотрелся. Неподалёку притаился вездесущий Лисинчук. Слева и чудь сзади расположился пожилой украинец Симоненко. Он производил впечатление человека нервного типа, но считался хорошим солдатом. Хотя он не был ни недружелюбным, ни угрюмым, Кошевой так по-настоящему и не познакомились с ним.
- Павел, - позвал командир своего сержанта. - Почему залегли?
- Набираемся храбрости для нового броска... - как всегда, с юмором ответил сержант. - Сейчас подышим пылью и рванём.
Кошевой бросал взгляды вокруг, чтобы посмотреть, нет ли кого поблизости. На глаза попался Симоненко, неподвижно лежавший на спине.
- Эй, Лисинчук! - позвал он бывшего шахтёра. - Оглянись назад, посмотри. Вон там Симоненко лежит на спине… Может, его зацепило?
Лисинчук приподнялся и резко повернул голову. Он вёл непрерывный огонь из трофейного автомата, и любая заминка заметно раздражала его.
- Шевелится, - азартно выкрикнул сержант. - Жив старый пень…
Симоненко поднял вверх левую руку и уставился на неё, ничуть не беспокоясь по поводу царившей вокруг суматохи. Он навёл на неё невесть откуда взявшийся у него немецкий пистолет и выстрелил.
- Вот гад, - изумился Кошевой, - только самострела мне и не хватало.
Одиночный выстрел потерялся в общем шуме боя. Михаил увидел, что Симоненко отбросил в сторону пистолет и зачем-то пополз вперёд. Затем он повернул назад, а его окровавленная рука висела вдоль туловища как плеть. Лисинчук осуждающе покачал головой.
- Полный придурок, - проворчал он. - Надеюсь, никто не заметил...
Членовредительство расценивалось, как серьёзный проступок, наказание могли понести и его непосредственные командиры. Обычно стрелялись через буханку хлеба, чтобы копоть от близкого выстрела не изобличила самострел. Стрелялись через мертвецов, чтобы ввести в заблуждение врачей. Стреляли друг другу в руки и ноги, предварительно сговорившись.
- Особенно много среди «самострелов» казахов, узбеков и других азиатов, - ляпнул не к месту Павел. - Совсем не хотят они воевать. Вчера я встретил целый отряд, азиатов двадцать пять с руками в кровавых повязках. Их вели куда-то конвоиры из особого отдела с винтовками наперевес. Большей частью членовредителей разоблачали и расстреливали.
Кошевой слушал товарища и стрелял, думая о наивном самострельщике. Постепенно мысли о нём стал вытеснять азарт боя.
- Но с какой стороны на это ни посмотреть, - сказал Паша, тщательно прицеливаясь, - Симоненко от этого ничего не выигрывал.
- Почему? - поинтересовался ротный.
- Если рана окажется незначительной, его вернут на фронт…
- С другой стороны он может остаться добровольным калекой на всю жизнь! - согласился командир. - Отставить разговоры! В атаку!
Михаил смог поднять бойцов, рота медленно пробивалась вперёд.
- Они отстреливают нас, как зайцев, - злился от чувства беспомощности Кошевой, - а мы даже не знаем, где они прячутся.
В третий раз рота сделала короткий бросок к немецким позициям. Многие из бежавших рядом сослуживцев резко сгибались пополам и падали ничком, как поражённые молнией. Но нападавшие смогли увидеть позиции противника, они были всего на расстоянии броска гранаты.
- Бросайте ручные гранаты, живо! - скомандовал старший лейтенант.
- Громи их, ребята! - закричал рядом Лисинчук.
Всё больше немцев выскакивали из окопов и пытались спастись бегством. У них оставалось мало шансов, красноармейцы могли вести прицельный огонь. Узкие окопы оказались хорошо замаскированы, что атакующие замечали их, только когда чуть ли не проваливались в них.
- Вот же он, - опешил Михаил, вдруг увидев худого немца почти под своей правой ногой. - Сейчас стрельнёт в меня…
Его крупная голова едва приподнималась над землей. Нос под потёртой каской был удивительно широким, как у боксёра. Он не видел внезапно выросшего сбоку противника. С удивительным спокойствием гитлеровец поднял штурмовую винтовку и принялся целиться в кого-то за спиной у нападавшего. Внезапно тот понял, что враг целится в Лисинчука, который беспечно стоял во весь рост и стрелял с бедра по убегавшим немцам.
- Павлу капец настаёт, - мгновенно сориентировался Михаил и скомандовал себе: - Прыгай, может, успеешь спасти!
Одним прыжком он оказался возле медлившего пехотинца, тот в испуге отшатнулся. От резкого движения его защитная каска сдвинулась в сторону, и Кошевой увидел лицо баварского бюргера, который смотрел на него изумлённо, с неподдельным ужасом. Удивительно, но Михаил за секунду успел лихорадочно подумать:
- Осторожнее с этим штыком... куда угодно, но только не в лицо... верхняя пуговица его формы, прямо под адамовым яблоком... вот куда!
Кошевой вскоре перестал думать совершенно. Всё, что видел старший лейтенант, была эта проклятая пуговица, в которую он ударил изо всех сил, прямо в пятно коричневого цвета.
- На! - выдохнул он.
Штык неожиданно легко вонзился в податливую плоть, и по инерции фашист завалился спиной глубоко в окоп. Кошевой не удержался на ногах и упал вслед за ним, опустившись прямо сверху.
- Твою мать! - вскрикнул офицер.
Худой немец корчился под Михаилом, будто хотел освободиться от непосильного груза навалившейся смерти. Он делал руками слабые попытки отбиться, схватился за кожаный поясной ремень убийцы и безвольно затих.
- Неужели я просто убил его ударом штыка! - удивился старший лейтенант. - Так просто… раз и нет человека.
Русая голова врага склонялась ниже и ниже. Помятая каска соскальзывала вперёд, пока не закрыла залитое кровью лицо, слабый предсмертный хрип вырвался из его узкой груди. Михаила обильно стошнило прямо на тёплый труп.
- Убивать своими руками совсем не то, что просто стрелять по людям… - рассеянно рассудил он и вытер дурно пахнущие губы. - Этот чёртов немец мне точно будет в кошмарах сниться…
Некоторое время Кошевой чувствовал себя так, будто из него выкачали весь воздух, в голове не возникало ни единой мысли. Он с отвращением выдернул острый штык, по которому стекала дымящаяся кровь, и натужно выбрался из окопа, шагая, как лунатик, подальше от мертвеца.
***
Весной 1942 года всех оставшихся жителей села Криницы немецкая администрация собрала перед конторой для зачитывания объявления о добровольном отъезде молодёжи в Германию на платные работы. Никто не проявил добровольного желания ехать туда.
- Дураков нет! - усмехались хитрые селяне.
- А, кто ж тогда поедет?
Спустя пару недель помощник старосты стал разносить по домам повестки, в которых говорилось, что от села требуются для отправки в Германию три человека.
- Должна ехать ваша Машка! - к Сафоновым пришли представители общины.
- Чего так? - удивился Илья Афанасьевич.
- Ты староста, тебе отвечать перед немцами… - предупредили односельчане.
- Одну не отпущу!
- Хай она едет со своими подругами, - посоветовал старик Анохин. - Будут там друг дружки держаться.
Жившие неподалёку подружки Марии и их родители не были оповещены о коллективном договоре. Трём подругам было приказано явиться в Комаричи в районную больницу:
- Для прохождения медкомиссии, определяющей пригодность к работе в Германии.
Мария и её подруги, крепкие, сельские барышни были признаны годными.
- Кровь с молоком! - определил немецкий врач.
На месте им выписали повестки:
- «Через десять дней прибыть на железнодорожную станцию Унеча. В случае неявки лицо будет подано в розыск, а неминуемое наказание ждёт его семью».
- Делать нечего, - решил старший в семье Сафоновых. - Придётся тебе дочка ехать в Германию.
В назначенный день он привёз Марию на станцию. Вагоны для перевозки оказались набиты молодыми людьми настолько плотно, что можно было лишь стоять.
- С Богом, дочка! - заплакал Илья Афанасьевич. - Авось ещё с тобой увидимся…
Поезд тронулся, он долго смотрел вслед, словно прощаясь с дочкой и прося у неё прощения. В каждом вагоне было одно маленькое окошко, с предусмотрительно впаянной железной решёткой.
- Едем, как в сейфе, - недовольно заметила Мария.
- А, куда нам отсюдова деваться? - не поняла соседка. - Да и зачем?
В городе Биелефильде находился один из пересылочных пунктов. Сюда съезжались местные бауэры покупать за копейки живой товар для домашних и сельскохозяйственных работ.
- Хотя бы хорошие хозяева попались! - молилась в душе Сафонова.
Тех, кто оставался - распределяли по заводам. Одними из первых посетителей прибыли супруги Шуман, искали себе домработницу. Среди многих девушек им приглянулась именно Мария - милая блондинка с нежным лицом и косой вокруг головы.
- Какая красавица! - восхитилась со вкусом одетая немка.
- А нам по радио говорят, что русские недочеловеки, - сказал её муж, профессор местного университета.
Испуганная работница с новоявленными хозяевами осторожно села в шикарную машину. Около сорока минут они ехали по сонному зелёному городу.
- Будто в мире совсем нет войны… - удивилась она.
Мария не без удивления смотрела на гуляющих по городу ухоженных немок с нарядными детьми. Подъехали к трёхэтажному частному дому почти на окраине.
- Зачем людям такая громадина? - изумилась дрожащая работница.
За воротами виднелся сад, примыкающий к крыльцу, и чистая аллея, ведущая к входу. Немцев, на работу к которым вывезли Марию оккупанты, звали Петер Отто Шуман и Лило Шуман.
- Вот наши дети, - представила мать своих чад: - Двенадцатилетняя Фолько, восьмилетняя Берта и трёхлетний Петер Николас, его нянькой тебя и взяли.
- Я буду стараться…
Хозяева выделили Марии отдельную комнату в уютной мансарде. Лило спустилась вниз и, улыбаясь, сказала:
- Она очень испугана.
- Я бы в подобной ситуации тоже боялся! - сказал читающий газету муж.
Фрау заранее приготовила новой работнице ванну и свежие вещи. На Марии было старое латаное многократно платье.
- Завтра мы сошьём тебе пару платьев, - пообещала внимательная хозяйка.
- А, так можно?
- Конечно, ведь ты теперь член нашей семьи.
Спустя пару дней, через дружелюбные располагающие жесты всех членов семьи было установлено взаимопонимание. Лило была тронута тем, как нежно Мария заботится о её маленьком сыне.
- Чудесная девушка! - сказала она супругу.
- Нам действительно повезло с ней…
- Лишь бы русская не воровала, - задумался скупой Отто, - я ненавижу воров.
- Об этом не может даже идти речь!
Мария, чувствуя расположение хозяев и, ощущая их заботу, как могла, старалась помочь в домашних делах. Для неё потекли сытые и спокойные дни. Лило и её дети всем сердцем полюбили работницу. Мальчики были доброжелательны, а девочка мила. Она имела привычку, когда звонил телефон, поднимать трубку и с гордостью говорит:
- Дочь профессора Шумана - Берта Шуман!
Мама заметила это и решила поговорить с дочерью, мол, не нужно так хвастаться, а достаточно просто сказать имя и фамилию. На одной вечеринке, куда пришли коллеги профессора, кто-то подошёл к девочке и спросил:
- Так это ты и есть дочь профессора Шумана?
- Я тоже так думала, - ответила смелая девочка, - но мама так не считает…
К этому времени Маша довольно сносно понимала немецкий язык и, услышав такое, убежала на кухню, давясь от смеха. К Пасхе она всех удивила испечённым куличом в виде гриба.
- У нас всегда пекут в жестяных банках, - объяснила она и покраснела.
- Выглядит красиво! - одобрила Лило.
Маша была необыкновенно счастлива, когда при разборе рождественских подарков под наряженной ёлкой обнаружила изящный зонтик.
- Как я счастлива! - закружилась по комнате девушка.
Иногда по вечерам Мария выходила встречаться с подругами. Она знала, в каких тяжёлых условиях живут заключённые, работающие на заводах. Их почти не кормили, все люди были истощенны морально и физически, не имея ни условий проживания, ни отдыха, ни нормальной еды.
- Мои подруги попали одна в услужение к местному священнику, - призналась она хозяйке, - а другая служанкой к фермеру. Им повезло меньше.
- Им действительно не повезло… - согласился профессор.
Там семьи были большие, многодетные, и господа надрывали девушек непосильным трудом, держали впроголодь, часто били и всяческих издевались. Мария стала тайком носить им пакеты с едой. Фрау Шуман вначале закрывала глаза на исчезновение продуктов. Но, посоветовавшись с мужем, решилась на разговор с Марией:
- Ты не знаешь, куда это у нас все отходы от приготовления пищи и вся еда девается?
- Нет фрау!
- Не успеваем купить, а кладовка пустеет за пару дней...
- Извините, - расплакалась Маша и призналась: - Я отношу продукты своим подругам… Я больше не буду!
После непростого разговора Лило стала собирать пакеты с едой и давала их Марии:
- Неси своим девочкам.
Вскоре такие пакеты с едой стали просачиваться и в бараки работников при фабриках. Благодаря этому не умерли голодной смертью многие советские люди. Но комендант узнал, кто приносит продукты и отправил Сафонову в лагерь при военном заводе в Мюнхене.
***
Когда первое сопротивление ошарашенного противника было сломлено, продвижение передовых частей Красной Армии значительно ускорилось. Хотя солнце палило нещадно, словно осуждая бесчисленные убийства.
- Неужели дойдём до Харькова? - спросил командира Павел Лисинчук.
- Иногда решительный шаг вперёд, - флегматично ответил Михаил Кошевой, - это результат хорошего пинка сзади.
Потрёпанный батальон форсированным маршем двигался в сторону четвёртого по численности населения города Советского Союза. До второй линии обороны немцев оставалось примерно километров двадцать. Они почти не сопротивлялись, очевидно, в полосе наступления советских войск не оказалось плотной обороны.
- Почему вы сняли кители? - спросил ротный командира разведчиков.
- Так ведь жарко, товарищ старший лейтенант! - откликнулся потный Лисинчук. - Немец прёт на Запад, мы идём за ним.
- Смотрите, как бы ни повернули…
Жаркий воздух вольготно гулял по сухой сковородке украинской степи. Повсюду распространялся дурманящий запах свежей крови, перемешанный с резким колющим запахом взрывчатки, от которого сильно тошнило. Поздним вечером с правого фланга растянутой колонны фашисты вдруг открыли пулемётный огонь.
- Ох! - сбоку послышался испуганный вздох.
Сергей Крымов, шедший в шеренге крайним, вскрикнув, упал вперёд лицом. Лисинчук оказался возле него, но Сергей, шатаясь, встал на ноги.
- Зацепило, - озабоченно спросил Павел. - Ранен?
- Видать сегодня мне не суждено умереть! - ответил взмокший Крымов. - Хотя смерть буквально в глаза смотрела.
Его лицо побелело, как бумага. Пуля только слегка коснулась его, но прошла слишком близко, чтобы он мог остаться спокойным. Немецкий пулемёт молчал несколько минут, затем застрочил вновь, рассерженные пули, казалось, густо летели отовсюду.
- Неизвестность может свести с ума любого, - заметил кто-то.
- Кто стреляет?
На мгновение Кошевой подумал, что это придурки из третьего взвода стреляют по противнику с кратчайшего расстояния прямо через позиции своих товарищей.
- Нет, это снова проклятый пулемётчик, - заметил наблюдательный Павел. - Он опять сменил позицию.
- Так накройте его, чего ждёте? - велел ротный.
Темнота, наконец, положила конец дальнейшим военным действиям. Кошевой передал по цепи долгожданную команду:
- Окапываться!
Стрельба захлебнулась. Солдаты принялись копать неподатливую пересохшую землю и устраиваться на тревожный ночлег. Двое незнакомых бойцов, низко пригибаясь, пробирались в тыл с раненым, завёрнутым в плащ-палатку. Человек внутри лежал безвольным мешком. Под ним темнело обширное пятно, из которого капала кровь, как вода из давшего течь крана.
- Кто это? - спросил Кошевой и устало потёр глаза. - Из нашей роты?
- Крымов Серёжка, - ответил разведчик, заглянув вовнутрь. - Проникающее ранение в живот…
Из плащ-палатки доносился слабый, почти детский, плач. У Михаила всё сжалось внутри. Он часто слышал стоны умирающих, но никто не плакал так по-детски жалко. Этот плач был таким бесконечно беспомощным, что он с силой хлопнул ладонями по ушам, чтобы раздражающий звук пропал.
- Крымова жалко!.. Таки догнала его пуля… - Лисинчук закурил. - А всего несколько месяцев назад Сергей спокойно жил дома с родителями.
- Он где-то на два-три года моложе меня, - подсчитал Кошевой. - Не очень большая разница в возрасте, но я ощущаю себя очень старым.
По приказу комбата рота заняла возникшую на пути деревеньку Григорьевку. Пока солдаты размещались на временный постой, Кошевой вместе с сержантом выставил боевое охранение. Вдруг он резко остановился и спросил напарника:
- Ты чувствуешь, что-то не так? Стало тише.
- Действительно, - удивился Лисинчук, за несколько дней боёв отвыкший от тишины. - Почти не стреляют… Видать турнули немца далеко.
Отдалённый грохот почти стих, оконные стёкла больше не дрожали. Раздавались только отдельные запоздалые взрывы.
- У нас в училище до войны произошёл любопытный случай. Приехал проверяющий. Подбегает дежурный лейтенант, докладывает: «Товарищ подполковник, дежурный лейтенант такой-то, стол накрыт!». И так несколько раз. Проверяющий не выдержал и спрашивает: «Лейтенант, что ты привязался? С проверкой я приехал, есть не хочу!». Недоумение появилось в глазах дежурного, который произнёс: «Мне в штабе сказали, приезжает с проверкой подполковник голодный!».
- Правильно, - заметил Павел. - Проверяющего нужно задобрить…
- Просто фамилия у проверяющего была Голодный! - засмеялся командир, посмотрел на ручные часы и предложил: - Давай спать.
- Лады! - обрадовался Павел и спросил: - А сколько времени?
- Почти одиннадцать часов. - Михаил широко зевнул. - Хоть выспимся на настоящих кроватях.
Казалось, только они закрыли глаза, как кто-то открыл входную дверь. Ворвался свежий ночной воздух, пронизывающий, как охотничий нож. В тёмном проёме появилась закутанная с ног до головы фигура человека с автоматом, который рявкнул:
- Всем немедленно построиться!
Отдыхающие бойцы отделения сразу вскочили, засуетились, спешно надевая шинели и другое обмундирование. Получалось немного хаотично, так как полные патронные сумки тянули вниз, как куски свинца...
- Заворачивай направо... - слышались голоса бойцов.
Когда все, наконец, высыпали на тёмную улицу, тотчас прозвучали резкие команды:
- Вольно, быстрым шагом марш!
Ночь была тёмной, хоть глаз выколи. Никто не произносил ни слова, тяжело дышали от быстрой ходьбы. Единственным звуком был звон от штыков, задевающих неуклюжие сапёрные лопатки. Затем по строю шёпотом передали волновавший всех вопрос и тревожные вести:
- Они прорвались! Тогда нам хана…
В воздухе висела ощутимая, словно пудовая гиря угроза. Впереди в небо постоянно взмывали белые вспышки, они мерцали, как горящие звёзды над головой. Пулемёт немцев выстучал короткую очередь, слева коротко вскрикнул раненый.
- Куда идти? - растерянно спросил кто-то.
- На кудыкину гору, - пошутил хриплый голос, - воровать помидоры…
Раздавались одиночные винтовочные выстрелы. Взвод устало шагал, растянулся вдоль края редкого леса. По колонне пронеслась команда:
- Окапывайся!
- Неужто дошли? Правильно, хватит ноги сбивать…
Один из бывалых солдат показывал новобранцам, какой глубины должен быть окоп.
- Землю накидывайте так, чтобы образовался вал, - поучал он, ловко орудуя лопаткой. - Возможно, это спасёт ваши никчёмные жизни.
Невозможно было окопаться, как следует, чернозём попался слишком твёрдый. Солдаты копали поочередно: один работал, другой стоял на страже, винтовка наизготовку.
- Скоро рассветёт и начнётся комедия! - Лисинчук рассеянно посмотрел на серое небо. - Жаль, не дали выспаться…
- На том свете выспимся!
- Типун тебя на язык…
Отдельные выстрелы прекратились, но вспышки продолжали появляться без остановок. Гитлеровцы пускали ракеты из короткоствольных сигнальных пистолетов. Глухой ноющий звук и ослепительный огонь с шипением взмывали в небо, замирая на мгновение на максимальной высоте, и опять, медленно угасая, опускались на землю. Всё пространство перед их линией обороны было буквально засыпано светом.
- Блуждающие тени напоминают мне загробный мир, - думал Кошевой, до рези в глазах, вглядываясь в мерцающий сумрак. - Снова и снова мне кажется, что вижу какое-то движение, отмечаю какие-то смутные очертания, но всегда это оказывалось пнём или кустом.
Все предметы представлялись нереальными, будто из причудливого, пугающего сна. Прошло несколько часов ожидания. На востоке начало понемногу светать. Утомлённые длительным вглядыванием в темноту, бойцы задремали. Внимание постепенно ослабевало, поэтому Кошевой не на шутку испугался, когда кто-то стал приближаться к ним сбоку.
- Стой, - грозно крикнул он. - Кто идёт?
- Свои…
Из плотного тумана, застелившего землю, выросли фигуры вооружённых людей.
- Свои нынче разными бывают, - проговорил командир роты, всматриваясь в военных. - Стой говорю… Прикажу открыть огонь.
- Прикажет он, - возмутился кто-то густым басом. - Лучше ты немцу что-нибудь показал бы…
После этого дня разбитая часть Красной Армии лишь отступала из-под Харькова. Командир их погиб, поэтому Кошевой принял командование над маленьким воинским соединением. Весь следующий день они ждали атаки гитлеровцев.
- Вначале наступали мы лихо, - врывшись в землю по самую макушку, прибившиеся солдаты делились со старожилами последними новостями. - Порвали линию обороны немцев, как Бобик тряпку!
- Чего ж тогда отступали?
- Да он гадёныш под фланги танками даванул, вот мы и попятились. Едва в окружение не угодили.
- А соседняя дивизия в «котёл» таки попала, - подтвердил пожилой ополченец. - Мало кто оттуда вышел…
- Всего-то! - удивился молоденький новобранец. - Танков испугались?
Ополченец хотел что-то ответить, но Лисинчук негодующе покачал головой и повысил голос:
- Ты когда-нибудь видел стреляющий немецкий танк в движении? Если нет, то тебе будет на что посмотреть! Когда услышишь лязг их гусениц и бросишься на землю, то вспомнишь меня… Ты не сможешь отделаться от мысли, что монстр движется на прямо тебя. Он ползёт вперёд медленно, проходя метр в секунду, но идёт упрямо, как лавина и с этим ничего не поделаешь…
- А оружие?
- Твоя винтовка бесполезна, можно с таким же успехом плюнуть на него! - настаивал Павел. - Кроме того, от страха в голову не приходит мысль стрелять. Ты просто замираешь, как мышь, хотя чувствуешь, будто кричишь от ужаса. Боишься и пальцем пошевелить, чтобы не разозлить зверя… Вот когда нужны железные нервы, крепкие, как стальные тросы. Я видел, как Сажин из второго взвода вырыл недостаточно глубокий окоп. Танк слегка отвернул от курса, чтобы наехать на его укрытие. В минуту его просто сровняло вровень с землёй...
- Заживо похоронил! - испуганно ахнул новобранец. - Так как же с ними бороться?
- Без артиллерии никак, можно сразу помирать…
Танковые клинья немецких дивизий прошли совсем рядом с ними, не зацепив. По приказу вышестоящего командования 13-я гвардейская дивизия начала организованное отступление в общем направлении на город Ростов-на-Дону.
Продолжение http://proza.ru/2012/08/21/29